Джарет никогда серьезно не вмешивался в дела этого городка: он давно вышел из того возраста, когда неймется поиграть в чужие игрушки (а если и не вышел, то, по крайней мере, предпочитал игрушки посерьезнее). Проклятый Сторибрук был игрушкой Темного и, номинально, Регины, и никакого интереса лезть в этот дуэт в деловых костюмах у Короля Гоблинов не было.
Он даже получал определенное удовольствие от паразитической жизни на изнанке этого серенького коттеджного рая. Даже Голд брезговал его владениями – морем ржавых остовов машин, горелой пластмассы, гниющих объедков и прочих совсем не сказочных продуктов жизнедеятельности сказочных персонажей. Неприглядная реальность искусственного мирка. Джареф Бреннт находил ее забавной – и был одним из немногих, кто ни цента не платил за аренду. Более того, никто (кроме покойного шерифа Грэма, но что было, то прошло) не мешал ему заниматься своим небольшим камерным бизнесом по продаже билетов в небеса…или в бэдтрип, это уж кому как повезет.
У мэра Миллс и мистера Голда были глаза и уши по всему городу, официальная, юридическая и экономическая власть, а также полиция и амбалы в качестве веских аргументов. У Бреннта был блестящий трейлер на пустыре перед свалкой, Рыжие Братья (четверо тощих нервно-веселых обкислоченных огнеян) и Гнилой Хэнк, изъясняющийся исключительно изобретательным матом (Сара все обещает зашить старому дружку Хогглу рот). Ну, и еще пара подданных, прихваченных из Лабиринта с благословения Регины. Королевский двор никогда еще не был таким скромным; но впрочем, и место было – почти курорт: тридцать лет лежать на диване и смотреть бесконечный сериал с нелепо ездящими по рельсам людишками…
Нельзя сказать, что после снятия Проклятья и возвращения магии что-то сильно изменилось - разве что сериал стал более динамичным. Второй отпуск в Сторибруке был уже явно лишним, и Его Величество как раз подумывал начать паковаться. По-прежнему не вмешиваясь: он благоволил «крестнику», и благоволение его выражалось в том, что он предоставлял тому решать свои проблемы, - с сыном, с отцом, с обозленной отвергнутой женщиной, - самостоятельно.
Нейтралитет кончился, когда над лавкой Румпельштильцхена взвилась радужная, как мост из старых северных легенд, воронка.
Точнее, еще минуту Джарет смотрел на нее, весело вскинув брови и выдыхая сигаретный дым сквозь искривленные в усмешке губы: ах, эта сказочная неугомонность… Но постепенно усмешка застыла острым напряженным оскалом.
Стоя в игрушечном городке, рядом со стеклянной витриной, над которой символическая зеленая змея обвивала чашу, он услышал треск заворочавшихся, задвигавшихся корней. Он услышал стон земли, почувствовал жар, поваливший от ее распоротых, пробитых насквозь внутренностей… И он услышал Глубину.
Джарет от рождения был тесно связан с землей; он знал, что значит слышать Глубину.
…Черный монструозный DeSoto сорвался с места так, словно ему и не пора было в металлолом последние лет двадцать. Он пронесся по пустынной улице, размашисто вписался в поворот… и взвизгнул тормозами на площади под часовой башней, так и не доехав до лавки.
Ну разумеется. Румпельштильцхен, конечно, одержимый сумасшедший, но это не его стиль.
- На этот раз, мальчишка, ты доигрался, - в человеке, хлопнувшем дверью машины, сложно было признать вычурного любителя небольших грудных клеток в качестве наплечника камзола, но на Питера Пэна смотрели прежние разноцветные глаза «товарища по играм». Смотрели со смесью ледяного бешенства… и неестественного гоблинского любопытства. Это был взгляд скупца, чья собственность поставлена под угрозу – и взгляд существа абсолютного хаоса, упоенно предвкушающего движение, изменение, разрушение. Нейтралитет Джарета, балансирующий на ребре монеты, мог вылиться только в крайность. Он сделал шаг навстречу, еще один. – Что же именно ты наделал, Питер? Я вижу, ты что-то потерял и что-то нашел. Но что именно ты наделал?

Была одна вещь: Питер Пэн до боли напоминал Джарету себя в юности. А может, и не очень в юности. Именно поэтому он никогда не нравился ему так, как нравился тот же Румпельштильцхен, Пэнов первенец (ох и семейка, умора). Воробушек был не самой большой душкой в общении, но он хотя бы был птицей иного плана. А иметь, при всей любви к собственной персоне, дело с доппельгангером Его Высочества... да Пэн вообще ему не нравился - он его просто бесил.
Так и сейчас: психопатические речи и пьяная усмешка. Джарет знал, что уже не получит от него никаких ответов  – упоение надвигающейся лавиной пересиливает осознание опасности, которая касается не только всего, до чего у него дотянулись руки, но и не в последнюю очередь него самого. Он знал это потому, что сам чувствовал это исподволь щекочущее: «а давайте посмотрим, что получится».
Когда-то это называлось «кобольдское чутье».
Раздраженно тряхнув головой, Бреннт перевел взгляд с мальчишки (он еще не до конца понял, что именно изменилось в нем с прошлой встречи, но по первому ощущению - тот потерял около семидесяти астральных килограмм) на едва заметно радужно отсвечивающую ось, копьем пронзающую площадь. Вот откуда шептала Глубина, вот где ворочались корни. Разлом... Почти неосязаемый сквозняк из щели пробежал по спине ознобом, которого Джареф не припоминал даже в жестокой ломке, когда руки от дрожи не могли удержать даже сигареты, и зуб не попадал на зуб. То были физические неудобства физического тела; здесь же было совсем другое. Да что уж там. Холодок был тот самый, из седой лохматой древности, о которой и говорить-то неприлично, если ты женился на прошлой неделе. Давно канувшее в века воспоминание о Дикой Охоте - только не той, где он несся во главе кавалькады, а той, где он был загоняемой дичью. Бежать, бежать, сквозь леса наведенных из последних сил мороков, сквозь землю и слюдяные зеркала, оставляя позади своих подданных, которых преследователь сметет и растерзает на ходу...
Джарет очень плавно оглядел пустынную площадь. Серенький городок-игрушка, магический купол в мире-без-магии, и посреди всего этого, как шест посреди стриптиз-бара, крошащая пространство и все мыслимые границы ось. Король гоблинов определенно разделил бы веселье младшего товарища, если бы не заметил наконец неприметного человечка в спецовке, чертовски обыденно возящегося с проводкой на столбе.
- А ты уверен, - сладко до зубной боли поинтересовался Джареф, - что гостей еще нет?
«Не рыпайся, пока не деремся», - значил его жест, открытая ладонь, когда он протянул руку, чтобы хлопнуть Пэна по плечу - и исчезнуть с площади вместе с ним, в тот же момент возникнув на противоположном конце города, рядом со скрипящей от холода и ветра пристанью. Заиндевелые лодки стояли неподвижно, дорога была раскатана прохожими до зеркального состояния, провода провисли от намерзшего льда...
И на фонарном столбе возился с проводкой электрик. Тот же самый электрик.
Джарет скакнул обратно на площадь, выдернув мальчишку за собой.
- То ли кокаин наконец-то хороший, - задумчиво протянул он, - то ли... а кстати, где твоя тень, Питер Пэн?

Не обращавший прежде никакого внимания на происходящее в нескольких футах под ним человек в поношенной синей спецовке отвлекся от работы и посмотрел вниз, на буйную вихрастую макушку. Щенок даже не представлял, на кого тявкал, но это в глазах Тэрри Рэта его не извиняло. Скорее наоборот, с незнакомыми людьми следует вести себя вежливо. Мистер Пэн, как подросток со стажем, должен был это уже уяснить. Что до второго, то тот был похож на стареющую куртизанку, чья красота уже увяла, но которая не в силах с этим смириться. С появлением с жизни мистера Бреннта Сары Уильямс в нем стало гораздо меньше хаоса и больше гармонии. Крысе это было по вкусу.
Повесив пассатижи на пояс, к другим инструментам, среди которых были отвертки, молоток и инструмент бальзамировщика для извлечения мозга, электрик, как заправский альпинист, спустился по тросу. Асфальт под подошвами старых ботинок, солнечный блик, скользнувший по затененному стеклу солнцезащитных очков, запах табака и честного рабочего пота – все это был Тэрри Рэт. Такой реальный, такой материальный, что его можно было пощупать. А он, в свою очередь, без каких-либо препятствий мог пощупать вас.
- Сезон бурь, говоришь? – процедил электрик, достав сигарету и жестом попросив у Бреннта прикурить.
То, что Пэн его не узнал, было забавно, тем более что он называл себя Крысоловом, а Рэт был Крысиным Королем всея подвалов и амбаров. Казалось бы, парадоксально, что Крысоловов всегда больше интересовали дети, чем крысы, но для Тэрри никакого парадокса не было. Детей тоже можно было назвать крысами. Особенно таких, как Питер и его детеныш. Недоразумение, а не люди.
Несколько мгновений солнечный блик задумчиво перекатывался с одной черной линзы на другую – Тэрри медленно покачивал головой из стороны в сторону.
Наконец, он изрек:
- И в эпицентре – мальчишка, который должен быть совсем в другом месте, - указательный палец Крысы показал на асфальт. – Это бардак… Ну а ты, сидхе, что скажешь? Не бардак ли?
[AVA]http://storage7.static.itmages.ru/i/14/1022/h_1413981319_6034820_e7e7aa091a.png[/AVA][NIC]Terry Rat[/NIC][STA]мусорщик[/STA]

Отредактировано Hades (2015-01-06 17:50:59)