Она убила всех. Она обвила своими ледяными чарами весь народец, что служил ей, возвеличил и вознес, как богиню, она убила их, оставив навечно смотреть ледяные сны. Это была милосердная казнь за ослушание, самая добрая из всех, какой могла подвергнуть бессердечная Эльтин тех, кто посмел убить без её приказа - они не чувствовали боли, они не видели страха, они даже не стали ещё безобразнее, чем были. Их маленькие сморщенные мордахи не исказились болью или отчаянием, лишь недоумение навсегда застыло в их злых глазах, а потом и оно погасло, когда ощущение холода сменилось на чувство бесконечного тепла. Обманчивого тепла, приходящего в последнее мгновение перед смертью от холода. А чтобы никто из них никогда не был потревожен, никто не выпустил злобный народец на волю, она создала стену из льда, скрывшую от любопытного взора гадкие тайны пещеры. Она была в ярости, но ярость её была холодной, ужасающе спокойной. С полным равнодушием, с каким до этого беседовала о звёздах, она уничтожала всё живое вокруг, не оставляя после себя ничего, кроме изморози и пустоты. Она поступила так со всеми, кроме одного. Одного постигла совершенно иная участь, пусть он был мал и вряд ли вообще родился тогда, когда началась эта игра, когда Эльтин таким отточенно-красивым жестом выкинула в пропасть свой полумесяц. Вряд ли. Но заплатил за находку именно он. Он не уснул, о нет, это было бы слишком просто, слишком просто для разъяренной женщины, получившей, внезапно, весточку из прошлого. Ему была выстроена ледяная темница, стены которой, были прозрачны и не скрывали свободы, оставляя тем ещё более страшной пытку невозможности выбраться. Тот детёныш умирал долго и мучительно, не имея возможности сделать что-то, кроме как любоваться до боли в глазах на изображение полумесяца в своей ледяной темнице. Вряд ли он что-то понял, но это не волновало ледяную деву, разрушающую своё прежнее жилище, раздавая своим верным слугам "награды". Единственное, что она тогда забрала - кулон, раз уж вернулся, меч, в который было влито слишком много магии, чтобы его так просто бросить, да колчан со стрелами и лук, который остался после Охотника. Их забрала потому что... Она не хотела оставлять оружие просто так.
Здесь и сейчас она раскрывала тёмные крылья, что никогда не были видны за её спиной. Крылья, которые помогут полететь в бездну, чтобы разрушить границы и собственную клетку. Клетку прошлого, клетку настоящего, клетку, из которой так жаждала выбраться Эльтин, желая воспарить над бытием и отринуть последние капли человеческой логики, чтобы творить. Творить свой порядок, творить порядок из осколков миров, что своими же ручками она искрошит в мелкую пудру. Глупо говорить о том, что ломать - не строить. Нет, разумеется нет, но в этом закостеневшем в собственной тщедушности мире невозможно было распластать огромные крылья, не разрушив чего-то, не разрушив чьего-то маленького и уютного мирка. Разрушать, творить и строить. Строить что-то новое, от чего будут сиять глаза, предвкушая божественную задачу сотворения из плоти и крови, свежих и горячих, чего-то ледяного и великолепного. Вырваться, вскрыть грудную клетку и выбраться из заточения, чтобы ничто более не беспокоило и не стесняло, снять свою маску, оставшись безликой и многоликой одновременно, стать совершенней...
Пока весь этот восхитительный порядок глотал ртом воздух, на силу сдерживаясь, чтобы не отомстить несчастной мебели, превратив её в ледышку. Всё существо Эльтин бесилось от ощущения собственной хрупкости и уязвимости в этом мире, от давно забытого ощущения боли, боли настоящей, близкой, боли собственного тела. Голубоватые ленты магии клубились у ладоней, готовые сорваться, подобно змеям, но нет, было бы слишком просто и пошло.
- Тогда пей со мной, - Виски обжигает губы, огненным шаром прокатываясь по горлу и достигая желудка. Она стоит, прислушиваясь к своим ощущениям, щурит горящие синим пламенем глаза - Эльтин всегда защищала малышку Франческу от боли и горя, от страданий и разочарований, она была верной заступницей, а Франческа была её клеткой. - Смерти? - Боль отступает медленно, а огонь, такой чуждый и непривычный, всё ещё не хочет исчезать. Она проводит кончиками пальцев по ободку стакана, чуть склоняя голову и разглядывая его так, как будто бы в жизни не видела чего-то более прекрасного и удивительного. - Она, - Она поднимает ясную синеву глаз на Джарета и губы, наконец-то, трогает улыбка. - Она боится. Но не я.
Она, наконец-то, понимает этот элемент пазла, что с таким упорством собирает, прислушивается к себе, к тем сущностям, что живут внутри неё. Эльтин бессмертна, но её тело человеческое, тело, которое многое говорит о прошлом, ведь в Сторибруке людьми вновь становились те, кто ими когда-то был? Хотя в теории был изъян - неужели и Джарет был человеком? Но, всё же, её собственное тело было человеческим и в этом была разгадка и загадка одновременно - Его Величество был целостным, но её же дух конфликтовал с оболочкой.
Магия холода меркла, обращаясь в лёгкий дым, всё ещё клубящийся у ладоней девушки, пока она не приложила их к больной коленке, заставляя тело забыть о своей слабости, о своих чувствах. Она не хотела чувствовать, она хотела творить. Её не волновал результат, её привлекал процесс, чертёж, макет нового мира, на котором всё идеально, всё так, как ей угодно. Она готова была сделать последний шаг в бездну, ощущая, что изнутри рвётся злой и холодный смех, ощущая, как ледяной ветер рвёт невидимые крылья, а в сердце возникает какое-то веселье, злое и черное, а потом совершенно белое и бесцветное. Внутри играли контрасты, преломляясь в ледяных гранях идеала, создавая таки мир, в котором чуть больше цветов, чем черное и белое. В её мире появлялись оттенки.