Месяц назад город лишь начинал светиться изнутри: засверкали робкие улыбки на подёрнутых морозом лицах, загорелись несмелой верой глаза, — а двадцать четвертого декабря ратушу обвили огни и зелень, наполнили звуки музыки и праздничный шум. Припорошенную снегом траву втоптали в землю босые ноги пластмассовых волхвов, а жители Сторибука, лишённые памяти и старых богов, вдруг превратились в набожных католиков, распевающих рождественские гимны наравне с бессменным «Jingle Bells». Регина, не затронутая ни буйством красок, ни трепетным ожиданием чуда, разглядывала бывших подданных из тени балкона и прятала озябшие руки в карманах пальто, пока одиночество не перестало казаться приятным, а часы не показали время пить чай.
Плотнее перехватив узел шарфа на шее, Королева решительно вышла к своим подданным.
Они, забывшие, что ей одной предназначалось сказочное "долго и счастливо", не заслужили праздника — не имели даже права заглядывать в глаза своей Королеве. Но они смотрели на неё, улыбались ей, желали счастливого Рождества, и она кивала им в ответ, точно добрым друзьям. Проклятие должно было сработать иначе.
Но не сработало: оно заперло Регину в этом городе, наскучило зрелищем поверженных врагов и оставило проживать вечность в унылой скуке. Память стала её наказанием, а ей некого было в этом винить, кроме своего наставника.
Только ему уже не предъявишь обвинений — смысл рассказывать сказки, которых он не помнит?
Сбросив метрдотелю последнюю из осточертевших улыбок, мэр позволила проводить себя к столу — её, опоздавшую на пять минут, должны были простить за невиданную шесть лет назад популярность в народе.
— Полагаюсь на Ваш выбор, — сообщила Регина, со скукой пробежавшись пальцами по странице меню, и разрешила себе небольшую колкость: — Надеюсь, Вы выдернули меня с праздника не только потому, что не нашли компании.
Ей, в отличии от обречённого на одиночество ростовщика, было с кем отмечать славный праздник. Ей же, как, может быть, и ему, не хотелось домой.

Отредактировано Regina Mills (2014-11-03 19:38:14)