Куда бы доктор Вейл и мистер Джефферсон ни собирались на ночь глядя, далеко «уехать» им не удалось. Не с этого порога.
Мистер Голд - и в этом док был прав – совсем не ждал гостей. С невестой он недавно созвонился, так что был осведомлен о том, что та сейчас у Руби. Никого другого на крыльце особняка он видеть не желал, а потому не слишком торопился. Подождут, подумают и, может быть, для собственного блага уберутся.
В этот раз Голд чуть ли не побил свой собственный рекорд по времени маринования гостей. Пока он шел от кухни до прихожей, прозвучало несколько звонков (три длинных, три коротких, за которыми, по-видимому, снова бы пошли три длинных) и раздался стук ботинка в дверь. Еще не видя посетителей, он мог сказать, что это Франкенштейн и Шляпник. Именно поэтому их встретила не теплая улыбка, а знакомый взгляд работодателя, сопровожденный неприветливым кивком: «Чего приперлись?»
Вид пакетов, ящика спиртного и энтузиазма на лице сподручных сразу натолкнул его на подозрение о том, что что-то здесь не то. Что именно? Ему потребовалось менее секунды, чтобы сопоставить факты с маслянисто-благостной улыбкой на лице ученого и заранее подставленной в дверной проем ногой и сделать вывод, что сейчас начнется и, куда важнее, чем и как закончится.
«Об этом что, уже весь город знает?» - неприязненно подумал ростовщик.
О том, что серый кардинал их затерявшегося в Штатах королевства, ненавистный Темный, женится на выпущенной из больницы сумасшедшей, дочери цветочника, которого едва не сделал инвалидом за долги. Он мог побиться об заклад, что все решат, что поводом для брака послужила не влюбленность, а шантаж. Прекрасная добавка к репутации, еще немного, и его возненавидят с прежней силой и опять начнут считать бездушным монстром – если Белль хотя бы на секунду прекратит сиять от счастья.
- Вижу, сплетники без дела не сидели, - пропуская Шляпника в проем, заметил Голд. – И что же говорят?
Пожалуй, он не отказался бы сейчас от пары виски со своими старыми «друзьями». Было, что отметить.

Отредактировано Rumpelstiltskin (2014-06-14 18:55:40)

- Торты!
Продолжая тост Вейла, Шляпник задорно отсалютовал стаканом, опрокидывая его содержимое в себя со сноровкой, которую можно заподозрить только в человеке, который очень долго тренировался.
За 28 лет ожидания наедине со шляпами, подзорной трубой и своей-чужой дочерью, он научился многому. В первую очередь, виртуозно опрокидывать стаканы. В себя. А еще скрежетать зубами в безмолвной ярости и отчаянии.
Джефферсон ненавидел дантистов. Эти бесчеловечные, бессердечные машины со щипцами и сверлами вместо рук, в чудовищных масках, закрывающих их лица, с огромными фасеточными лампами, направленными в глаза их жертв!.. Они вызывали дрожь омерзения, ужаса, липкими лапками шуршашего по затылку и спине невольного страдальца. Этот страх не был иррациональным ужасом забвения, потери, вечного стороннего наблюдения. Нет, это был осознанный страх перед чудовищами, способными причинять боль своим вечным: «Откройте рот!»
Поэтому Румпельштильцхена Шляпник не боялся никогда. Темный не мог быть страшнее этих чудовищ со своей иррациональной, малоизученной и умозрительной магией. По крайней мере в его исполнении злодейство выглядело просто и понятно: вырвать сердце – и уничтожить его. Ну или проклятием каким звездануть.
Это же совершенно не страшно!
- Шафер? – Не стоит подозревать Джефферсона в невнимательности, он следил за ходом беседы, не прекращая при этом метать на стол тарелочки в веселый цветочек, а на тарелочки – закуску, заранее заботливо захваченную по пути на попойку. Глаза Шляпника увлажнились, но желание обнять и потискать Голда он все-таки сдержал. Раз рыбки пугаются, мы будем стучать по тише. – Шафер без Шляпы, конечно, не обойдется. Вейл, у тебя есть монетка? Я, кажется, высыпал все Грейс на завтрашний обед, - Охлопав свои карманы, Болванщик посмотрел на Фрэнки, потом на бутылку, потом на Голда. – По второй!
Хлопнув пустым стаканом по столешнице, Джефферсон уже в упор уставился на Темного.
- Зачем тебе Шляпа? Учти, Голд, правила остались прежними, - Разведя руками как фокусник, у которого не удался фокус с извлечением кролика из шляпы, Шляпник разлил собутыльникам по третьей. – Я могу сводить тебя на экскурсию куда угодно, но, сам понимаешь, трогать экспонаты руками нельзя, - Подумав, Джефферсон опрокинул в себя и этот стакан, поморщился и зажевал лимон.
- Ну что, пойдешь?

Румпельштильцхен в это время отыскал в кармане ручку – ту, которой ставил подписи на договорах по аренде, с золотым зажимом и пером, - и изрисовывал салфетку за салфеткой, выводя замысловатые узоры из геометрических фигур и одному ему понятных закорючек. Маг чертил сигиллы, иногда поддакивая Шляпнику и фыркая на аргументы Франкенштейна. Невозможно! Нет такого слова. Даже смерть, как оказалось, обратима.
С каждым шотом, счет которым Румпельштильцхен потерял примерно час назад, его охватывало вдохновение, руководившее движениями пальцев. На салфетке вырисовывался истинный шедевр - сложнейшая магическая схема, перекрестки и круги которой предусматривали все, что только можно. От страховки до астрального компаса.
Выбросив чернильное перо, которое попало в раковину, где уже валялись скомканные Румпельштильцхеном салфетки с неудачными набросками сигилла, но продемонстрировал рисунок Джефферсону с Вейлом.
- Это – линия Юпитера, - с чудовищным акцентом, появившимся у Голда где-то между пятой и шестой, сказал им ростовщик, и начал объяснять работу знака.
Через полчаса подробных разъяснений Шляпник слушал Румпельштильцхена с пустыми круглыми глазами, а профессор, судя по количеству морщин, прорезавших его высокий лоб, пытался вникнуть.

Шумно отодвинувшись из-за порядком оскудевшего и кое-где испачканного пятнами стола, хозяин дома предложил чуть-чуть пройтись, проветрить головы.
Пройтись… о, это было сильно сказано! Идти они могли лишь цепью, да и та напоминала поведением веселую волну. Кто первый начал, кто с энтузиазмом поддержал, а кто продолжил, не сказал бы даже Румпельштильцхен, но логично было бы предположить, что начал он. В полночной тишине послышалось надтреснутое, заставляющее обливаться сердце кровью «Belle, c'est un mot qu'on dirait inventé pour elle…», а спустя минуту грянуло перебудившее всю улицу, почти что оперное «J'AI POSÉ MES YEUX SOUS SA ROBE DE GITANE!!!»

нрпг: пьяный концерт